Я спускаюсь по горной тропинке к морю, спешу в порт, не чувствую ни тяжести чемодана, ни боли в плечах от лямок вещмешка. Песня, родная песня, теснится в груди, звучит в ушах; но я ли это пою или чужие горы? Это радость моя поет. Да, потому что я иду домой. Кругом смех, веселый гомон, русская песня. Я хожу от группы к группе в надежде найти земляков. Вдруг слышу чувашскую песню. Минуту стою как вкопанный, а в следующую — лечу к развесистой яблоне к поющим. — Чуваши есть, братва? — Есть, есть, — ответили два молодых сержанта, и оба поднялись мне навстречу. Мы познакомились. Один из них, казах Курмангалиев, широколицый, веселый парень, с живыми черными глазами. .У его товарища — ленинградца Ворончихина — открытое, доброе лицо, русые волосы и голубые глаза. — Простите, где же мои земляки? Вы пошутили? — Не волнуйтесь, товарищ старший сержант, — сказал тогда Ворончихин, — вон ваш земляк расхаживает. У крутого обрыва взад-вперед ходил боец. Я направился было к нему, но Курмангалиев остановил меня: — Простите, старшой... Он очень взволнован, такая радость у него, такое зубодробительное счастье. Лучше уж не трогать пока... — Письмо получил он такое, — добавил живо Ворончихин, — вот и ходит у обрыва, все смотрит в море, ждет не дождется парохода. Оба сержанта так душевно говорили о товарище, что я ему даже позавидовал. Присел к костру. В котелке варилась каша из маньчжурской чумизы. — Не спеть ли, чтобы скоротать время? — предложил казах и тут же затянул: Не гнись, орешник, не гнись!.. — Наш Курман, как соловей, не может без песни. Недаром потомок акынов, — сказал Ворончихин и сам подхватил: ...От слабого ветра не гнись! Я с изумлением слушал, как русский и казах увлеченно выводят чувашскую мелодию, и сам не утерпел, присоединился к ним. — Кто это так ладно поет по-чувашски? — послышалось сзади. — К тебе земляк пришел, познакомиться, — в один голос сказали мои соседи. — Астров, — представился сержант, пожимая мне руку. — Небось, дома невеста ждет? — спросил я к слову. — Эх, земляк! Знали бы вы о моей невесте... Мой земляк все рассказывал про свое горе-злосчастье.
— Астров, пойдете в батальон связи! — приказывают мне в штабе дивизии. Батальон связи расположился в двух-трех километрах от немецкого города. Немецкая земля и днем показалась мне скучной, а в темноте она и вовсе наводила тоску. Комбат в этом блиндаже, — сказал связной. Я постучал и вошел. Так, так Откуда родом? Сколько лет? Образование? - начал интересоваться комбат. Из Чувашии, 19 лет мне. Образование семилетнее. С какого же фронта прибыли? Впервые на фронте, товарищ майор - ответил я, и окончательно смутился. «Не нюхал еще пороху, молокосос», — говорили его карие глаза. Вслух он сказал: — Так, так... Можете идти. Прямо скажу: такой прием не обрадовал меня, сильно задел. Но это были еще цветочки... Старшина Гончарук был старым кадровиком. Образования небольшого, но от природы сметлив и умен. Моя нерасторопность и небрежность выводили его из себя. «Интеллигенция! — кричал он мне. — Котелок не умеете чистить». Я не попал в действующую армию вместе со своими ровесниками — служил в запасных полках, в глубоком тылу. А теперь на фронте мне пришлось очень туго. На счастье, товарищи рядом оказались у меня хорошие. Я крепко подружился с двумя бойцами в своем отделении. В батальоне их называли братьями. Один из них, казах Курмангалиев. Другой, Ворончихин, — коренной ленинградец. Все время мы проводили в поле, учились налаживать связь. Взвалишь на спину полупудовые катушки и давай чесать по полю, разматывать кабель. Никак не ладилось у меня дело. Однажды мы весь день подбирали в поле трофейный кабель. Вечером, только вернулись в землянку, заходит к нам Гончарук. Улыбается, покручивая свои рыжие усы: — Ну, Астров, терпи — атаманом будешь! «Что же еще неладно у меня?» — думаю тревожно. Но старшина не сделал никаких замечаний, ушел, не переставая крутить усы. Я ничего не понял. Пошел за ужином — и вдруг...
Захожу я в столовую и слышу, как чувашскую песню поет незнакомая девушка. Не гнись, орешник, не гнись, Не гнись, орешник, не гнись, От слабого ветра не гнись!.. Меня бросило в жар. Стою, очарованный, не могу сдвинуться с места. Но тут неожиданно появляется комбат и хвалит меня перед Лизой. Знакомьтесь, вот он — ваш земляк. Лучший в батальоне!
— Очень рада, — сказала она, подавая мне руку. — Зовите меня просто Лизой. Девушка улыбается и тоже смущается. Ночь. — Астров, познакомь же меня с ней, окажи услугу, — пристает Курмангалиев. — Ну, Петенька, заживешь теперь лихо! — подшучивает и Ворончихин. Какая уж там лихая жизнь! Еще хуже стало... Правда, на другой день старшина спозаранок вывел нас на осмотр, проверил мой автомат, катушки и перед всем батальоном объявил мне... благодарность. Лиза стояла неподалеку, приветливо улыбаясь мне. Не посмел я пойти за завтраком, послал Курмангалиева. Лиза стоит рядом с Андреем и слушает его. Вот, тут меня Астров прислал передать тебе огромный привет и сказал, что ты ему очень симпатична. И Лиза очень засмущалась от его слов. Проходит несколько дней. Заходит ко мне комбат и говорит: Астров, приготовься, пойдешь на передовую. Я сразу же отвечаю: есть, товарищ старшина!
Бегу обратно в землянку, надеваю шинель. — Куда, Петя? — спрашивает Лиза. Сразу стала серьезной. — Берегись, будь осторожен... — говорит она, провожая меня.
Скоро мы вышли на дорогу — Курмангалиев, Ворончихин и я. На передовой перестрелка. Сердце у меня так и скачет: лиха беда начало. Но держусь, да и друзья будто не замечают моего страха. — Петенька, — говорит Курмангалиев, — как это у вас в песне: «Не гнись, орешник, от слабого ветра»? Как раз для нас, гвардейцев... Научи нас, Астров, всю ее петь. Начни-ка! Только я запел, как прямо над нами просвистел вражеский снаряд. Я растянулся на снегу. — Не гнись, орешник! — сказал Курмангалиев, протягивая мне руку. — От слабого ветра не гнись, — продолжил Ворончихин, подхватывая меня за другую. Обозлился я на себя, сжал зубы: «Не гнись, батыр!» Прошло несколько дней. Курмангалиев в сутки дважды приносил нам обед и каждый раз передавал привет от Лизы. Так и сказал, что ты воюешь здесь, как батыр. Обрадовалась, разумеется, за тебя. Потому и салам посылает... Я прямо сказал, что ты не можешь жить без нее. Саша говорит: Что же она подумает, если узнает обо мне правду? Я же вон какой солдат... — Не горюй, подбадривают друзья— И мы с Курмангалиевым так начинали. Ведь солдатом никто не родится. Из тебя выйдет хороший связист. Вот увидишь. А мы поможем, чем можем, будь уверен. И дал себе клятву не видаться с Лизой, пока не стану настоящим связистом. Но все же встречи с Лизой не миновал. На другой день она сама явилась к нами говорит:- Курман, это ты вчера дежурил у комбата? а в чем дело, Лизонька? Отвечает Курмагалиев. Лиза говорит: Да нет, ничего, так... Значит, тебя похвалили в штабе полка
Андрей говорит: — Нет, не меня. Вечером у комбата дежурил Петя.
Затем попрощалась Лиза со всеми. И вот, назначили Астрова связистом на войне быть. Никого из друзей нет рядом.
Благое дело сделал Петя. Спас он многих солдатов от пулемета и стал героем для всех, получил награду.
Прошло время, однажды Лиза и трое друзей устроились в сарае на пахучем сене. — Ой! — говорит вдруг Курмангалиев. — Совсем забыл: старшина же мне работу задал! Вскочил и скрылся в темноте. За ним поднялся и Ворончихин. — Мне замполит приказал «Боевой листок» выпустить. Знаю, какие там листки! Лиза, наверное, тоже догадалась. Сидим, переговариваемся тихо и вдруг резкий голос старшины: Эй, линейщики! Кто там есть? Курмангалиев! Ворончихин!..Я как вскочил и говорю Лизе: сейчас вернусь. - Будь аккуратнее. Сказала она мне. Побежал до старшины и говорю:
Я пойду восстанавливать соединение. - Ну лети, орел! Пожелал он мне. И вот я лесу, озираюсь вокруг и восстанавливаю связь, все чудится, кто-то притаился в кустах. И вот когда я наконец то нашел две эти линии, на меня набрасывается три немца и ранят ножом. Я падаю, но еще держу автомат прямо на немца. Он стоит, не двигается. И вот, я восстанавливаю связь и в тот момент в телефонный аппарат старшина говорит: молодец, Астров! -Товарищ майор! Я ранен... рядом немец... Сказал я, и упал.
Спустя два месяца захожу в землянку. Там друзья мои меня ждут. Все начинаем обниматься, радоваться. Заходит старшина, и говорит: Все же вернулся к Гончаруку? Очень рад! Затем обнимает Сашу. И фронтовые дни, и боевая дружба, и первая любовь для меня навеки связаны с этой песней... Астров прервал свой рассказ и закричал: пароход братцы, пароход! Прибегает старшина и говорит: Вот где они, три мушкетера! Еле разыскал вас.
Старшина обнимает сразу всех троих и затем говорит:Так, значит, расстаемся, хлопцы? Сколько тысяч верст прошли вместе... Не забывайте Гончарука, не поминайте лихом. От всей души старался, чтобы из вас вышли настоящие...
Достает стакан, пьет, плачет и прощается.